Интервью с В. П. Сысоевым

Подробности: Просмотров: 10817

Словесница Искусств. — 1998. — Октябрь. — С. 22–23.
В. П. Сысоев

«Печалит меня в этом мире человек...»

Всеволода Петровича Сысоева, замечательного писателя, ученого-краеведа, много лет возглавлявшего Хабаровский краеведческий музей, нет смысла подробно представлять. Его знают очень многие. Не одно поколение мальчишек и девчонок, увлечённых таёжной романтикой, зачитывалось книгами Всеволода Петровича. «Тигроловы», «Амба», «Рассказы дальневосточного следопыта», «За чёрным соболем» — эти и многие другие литературные произведения писателя посвящены удивительному миру животных, отношениям человека и природы. Есть среди творений Всеволода Сысоева и книга, которая обошла весь мир. Это повесть «Золотая Ригма», превосходно иллюстрированная народным художником России Г. Д. Павлишиным, которая переиздавалась в Праге, Берлине, на Украине и в Белоруссии. Книга награждена международными дипломами. Но не только литературные произведения подарил дальневосточникам Сысоев. Многое, очень многое сделал он и для нашей суровой тайги, и для храма истории — краеведческого музея.

— Всеволод Петрович, мне кажется, что вы счастливый человек. Ведь всю жизнь занимались тем делом, которое по‑настоящему любили. Думаю, не многие люди могут похвастаться таким счастливым совпадением: любовь к профессии.

— Страсть должна быть к своей профессии. Только тогда можно добиться успеха. У меня это совпало. Хотя, наверное, покажется странным, что страсть охотника соединилась с тем, что я делал для сохранения природы нашего края. Да, я охотник, пролил немало медвежьей крови. Но я взялся эту вину искупить. И теперь уже мои деяния можно расценивать с позиций экономических. В тридцать девятом году завёз в край норку и ондатру. Расселились звери, прижились, и теперь дети думают, что так было всегда. Наверное, в этом есть моя заслуга. И ещё в том, что создал первый в стране соболиный рассадник, который за семь лет дал 4200 племенных соболей. Бобра завёз, и он прижился. Это радует, этим горжусь. Я всегда брался только за то, что действительно умел. Стал директором краеведческого музея и за двенадцать лет перестроил его, собрал богатую коллекцию обитателей дальневосточной тайги, рек и озер. Ни в одном музее мира вы не встретите медвежью берлогу и её хозяина. А у нас в Хабаровске этот экспонат есть. Хотя мне три года понадобилось, чтобы воплотить свою мечту и доставить в музей редчайшую добычу.

— Неужели вы сами добывали экспонаты для нашего музея?

— Сам, своими руками ловил медведей и тигров. Я не тот человек, который только намечает планы. Их ещё нужно выполнять. Сам искал, отбирал для коллекции, думал, как их вывезти, где найти деньги. Сегодня многие сетуют, что денег нет. А что, у меня они были? Я договаривался с охотниками, использовал их страсть к охоте, и они шли мне навстречу, помогали.

— И что же, всё у вас гладко получалось и не было никаких препятствий?

— Были, конечно. В то время у меня сложились очень непростые отношения с Алексеем Клементьевичем Чёрным. Он меня не терпел, потому что из‑за меня ему иногда приходилось ломать уже намеченные планы. Например, прихожу к нему и говорю, что к краеведческому музею необходимо сделать пристройку. Отказывает: нет денег. Он логически прав: нужно строить центр микрохирургии глаза, театр музыкальной комедии, большой комплекс птицефабрик. Но и я со своей стороны прав. Потому что, кроме меня, никто эту пристройку к музею делать не будет. Пока я возглавляю музей, пока есть силы и возможности, нужно делать. Чёрный говорит — нельзя! Я говорю — можно! В итоге — конфликт. Я ведь тогда председателя крайисполкома обманул. Когда он мне в очередной раз отказал, я написал письмо министру культуры с просьбой помочь нашему музею сделать панораму, посвящённую Волочаевской битве, найти лучших баталистов страны для данной работы. И приписал, что краевое руководство поддержало нас, изыскало семьсот тысяч. Положил это письмо на стол первому секретарю крайкома партии Шитикову, с которым был в хороших отношениях, и попросил подписать. Тот, правда, спросил: а не попадёт ли нам? Я сказал, что за доброе дело не попадёт. Письмо отправилось в Москву. Вскоре приходит ответ, в котором Чёрного благодарят за поддержку культуры Хабаровского края, и так далее. Была, конечно, страшная буря. Меня вызывали, ругали. Я сказал: «Да гоните вы этого Сысоева, раз он такой обманщик». Постепенно всё улеглось, и теперь в музее есть великолепная панорама и пристройка к зданию. Значит, все было не зря. Не так давно встретились мы с Алексеем Клементьевичем, и я спросил его, не обижается ли он за тот обман. Он засмеялся и ответил, что никаких обид не держит.

— Скажите, а было ли в вашей жизни что‑то, о чем сегодня приходится жалеть? Может быть, что‑то не успели сделать?

— До сих пор не могу себе простить, что не создал в нашем городе зоопарк. Не смог убедить руководство края выделить на это дело пять миллионов рублей, небольшой домик и машину. Я бы за пять лет создал зоопарк, потому что все лучшие тигроловы и следопыты края были моими друзьями. Ещё жалею о том, что ответил отказом Андрею Петровичу Капице — сыну академика Капицы. Он в то время возглавлял Дальневосточное отделение Академии наук и обратился ко мне с просьбой создать на Хехцире национальный парк. Жалею и о том, что не стал работать в Московском институте космической биологии. Приглашали. Вот видите, сколько у меня в жизни не осуществилось...

— Всеволод Петрович, но ведь осуществилось‑то гораздо больше!

— Да, с одной стороны, меня радует: сумел что‑то для людей сделать. Но с другой — чем больше живу, тем больше разочаровываюсь в человеке. Мне жаль наших детей. Они не видят хороших книг, зато книжные магазины буквально завалены эротикой, боевиками. Когда‑то моим героем был князь Серебряный, а сегодня мой правнук восхищается Бэтменом. Я ему говорю: «Он ведь злой, убивает людей». А правнук отвечает: «Он же только плохих убивает». Больше всего печалит меня в этом мире то, что человек не совершенствуется. Это и до меня замечали Ницше, Шопенгауэр, древние греки. Я разуверился в человеческом величии, о котором писал Горький. Я ухожу в природу, в книги и в этом нахожу спасение. Помните, как писал Алексей Толстой? «...И старик лицом суровым просветлел опять. По нутру ему здоровым воздухом дышать. Снова веет волей дикой на него простор. И смолой, и земляникой пахнет тёмный бор...».

Беседовала Е. Глебова

Тихоокеанская звезда. — 2000. — 24 ноября. — С. 1.

Утренний звонок В. П. Сысоеву

Старейшина хабаровских писателей Всеволод Петрович Сысоев отмечает 89‑летие. Почтенный возраст, что тут говорить. В утреннем телефонном разговоре он, однако, не стал сетовать по этому поводу, определив ближайшую цель — 90‑летие. Надо бы дожить. Дай ему Бог!

На этот раз не стал спрашивать у патриарха, что лежит на его письменном столе, зная, что он давно уж озабочен мемуарами.

— На моём столе лежит книга, перечитываю Лермонтова. Потому что очень люблю его поэзию, — опередил мой следующий вопрос собеседник. — Михаил Юрьевич пришёл на эту землю, чтобы сказать нам столько же, сколько сказал Иисус Христос, жалко, что потеряли мы поэта очень рано. Это был могучий талант, меня душат слезы, когда читаю Лермонтова.

И прочитал мне по памяти небольшой отрывок из лермонтовского «Мцыри».

Сысоев приехал на дальневосточную землю аж в 1937 году в составе Зейской землеводоустроительной экспедиции и навсегда остался здесь. Долгие годы он увлекался охотоведением и немало преуспел в этой науке, завозя и разводя в таёжных дебрях соболей и других обитателей леса. Это общение с живой и неповторимой природой побуждало делиться узнанным с другими. Он стал писать научно-популярные очерки, затем рассказы, повести. Это были «Амба», «По медвежьим следам», «Удивительные звери», «За чёрным соболем» и многие другие произведения. Мировую известность принесла ему книга «Золотая Ригма» — она не один раз издавалась у нас, выходила за рубежом на разных языках.

Малоизвестный факт из биографии В. П. Сысоева связан с Ясной Поляной, куда его министерские начальники приглашали однажды директорствовать. Он съездил туда, прожил там неделю и вернулся. Почему?

— Отказался от предложения — вот почему. Когда обошёл всю Ясную Поляну, постоял у могилы Льва Николаевича Толстого, меня охватило странное чувство. Мне почему‑то казалось, что где бы я ни оказался, только что передо мной здесь побывал великий гений. Это ощущение меня преследовало везде, и я понял, что не смогу от него избавиться никогда. И уехал.

— У вас всегда была интересная и большая переписка с писателями-коллегами, другими известными людьми. Вы долго, до самой смерти Н. П. Задорнова, писали ему письма. А сегодня вы от кого‑то получаете их?

— Время нынешнее, говорят, не располагает к этому жанру. Всё же я долго переписывался с В. Дудинцевым, сейчас часто письменно общаюсь с внуком М. А. Шолохова Александром, он один из руководителей шолоховского заповедника. Пишу редактору журнала «Охота и охотничье хозяйство» Гусеву. Кстати, мне иногда приходят другого рода письма, анонимные, от неизвестного «друга». Они очень недоброжелательные, злые, надоел я почему‑то этому человеку, не может меня видеть. Дело тут вот в чем, поскольку я в определённой мере человек общественный, то меня довольно часто зовут на различные встречи, конференции и т. д. В общем, примелькался кому‑то, раздражается он от моего облика с бородой. Вот и ругает в своих письмах. Что ему сказать? Повторю строку Лермонтова: но людям я не делал зла и потому мои дела немного пользы вам узнать, — а душу можно ль рассказать?

— А как все же ваши мемуары, пишутся? — не утерпел я в конце разговора.

— Об этом я не забываю ни одного дня. Воспоминания пишутся. Но на титульном листе я написал, когда их можно будет публиковать. Такое у меня условие.

Беседовал А. Чернявский

Тихоокеанская звезда. — 2005. — 24 ноября.

Утренний звонок В. П. Сысоеву

Старейшине хабаровских писателей, автору знаменитой книги «Золотая Ригма» сегодня исполняется 94 года!

Он родился в начале прошлого века (24 ноября 1911 года) в семье харьковского рабочего-железнодорожника. Почти на век протянулась жизнь этого замечательного человека.

По традиции накануне дня рождения мы позвонили писателю и попросили ответить на вопросы нашей рубрики. Всеволод Петрович охотно согласился и с удовольствием отвечал, но вначале сам задал мне такой вопрос:

— А ты помнишь слова, которые в конце жизни произнёс Лев Николаевич Толстой?

— Я не помнил...

— «Я пойду куда‑нибудь, чтобы никто не мешал. Оставьте меня в покое». Вот как устал человек от своей долгой жизни. Но это он сказал, а я над этим размышляю сейчас.

— Тогда давайте вспомним кое‑что еще: как‑то давно вы мне процитировали несколько строк из лермонтовского «Мцыри». Помните, о чем они?

— Не забыл, напомню, о чем там шла речь. Старик, который спас жизнь этому горному мальчику, пришел послушать его исповедь. И Мцыри отвечает ему так: «Ты слышать исповедь мою сюда пришёл, благодарю». И дальше идут те самые строки, которые мы иногда разбирали вместе:

...Но людям я не делал зла,
И потому мои дела
Немного пользы вам узнать,
А душу можно ль рассказать?

Мне важна не последняя строчка, хотя она небезинтересна, а две предыдущие. Вот ведь как получается — если жил человек достойно, не безобразничал, не обижал близких, т. е. «не делал зла», то и душа его никому не интересна, не полезно её познать, да? Но если ты прожил как тиран, вор, какой‑то насильник или киллер — то к тебе повышенный интерес. Несправедливо, но факт. Как давно это написано было юным Лермонтовым!

— А вы сегодня спрашиваете себя, свою душу: с чем пришел в этот мир, что ему оставляешь?

— Такая потребность есть у каждого — ответы только бывают разные. Так что я не исключение. Что я оставляю, о чём чаще думаю? Волею судьбы мне пришлось вторгнуться в божью миссию. Кажется, Бог давно создал этот мир, населил его людьми, зверьём разным, «тварями» земными, налил в реки и озёра воду, зажёг солнце. Что ещё надо? Что тут можно улучшить, поправить? Когда после окончания зоотехнического института в Москве я приехал на Дальний Восток в составе Зейской землеустроительной экспедиции, то обнаружил здесь некую несправедливость в природе. Из таёжных угодий почти исчез соболь, число зверя снизилось до четырёх процентов. И тогда я захотел это исправить. Создал первый в России соболиный рассадник. В истоках Буреи, где он ещё водился, мы хитроумного отлавливали зверя, привозили пленников на базу, тщательно их обследовали, отбирали лучших, сажали в клетки и партиями по 100–120 особей на зафрахтованных лёгких самолётах развозили по всему краю, даже в Якутию добирались. Теперь наш соболь широко прижился в Аяно-Майском районе, к примеру, вообще мы дали тогда тайге пять тысяч племенных чёрных соболей. Сейчас сотни охотников промышляют им. Наш рассадник завоевал три медали на ВДНХ, одну получил я, её можно увидеть в музее им. Гродекова. Вот это и есть моя главная миссия.

— Что, это для вас важнее даже всех написанных вами книг?

— Да, важнее. Потом ведь были еще бобры, какая долгая и драматичная история расселения зверей в окрестностях реки Немпту. Мне доставили 60 белорусских бобров, мы нашли им место, выпустили в природу, но, к сожалению, проследить весь дальнейший процесс их «вживания» в эти места мне не удалось. Хотя бобры прижились у нас — и сегодня школьники-юннаты часто посылают мне их фотографии, на них есть даже следы бобрят. Однажды на рынке встретил мужика, продававшего шкуру бобра. Оказался из тех мест, где мы зверя расселяли...

— Всеволод Петрович, и людей, и зверей вы за свою долгую жизнь хорошо изучили. Так кто же из них нравственнее: зверь или человек?

— Вопрос непростой, на засыпку. Ответить попытаюсь. Давайте возьмём человека из Ренессанса и нынешнего, сравним их нравственность. Мне кажется, нынешний проиграет. Нравственность сегодняшнего человека отстает от прогресса, а его самого одолевает агрессия. Человек стал ужасно агрессивным, и думаю, по этой причине когда‑то он погубит и себя, и окружающий мир. Все лучшие умы, самые большие средства он направляет на создание разрушительного оружия, на уничтожение всего живого. Конечно, своей нравственностью человек часто возвышается над братьями меньшими, но уж если он падает, то падает очень низко, ниже того же зверя. И тогда он становится жалким. Мы совершенно несправедливо забыли науку, которая могла бы совершенствовать человека. Вообще, сегодня весь мир, мне кажется, заполнен агрессией, ею заражены природа и зверь, и человек.

Как нам быть?

Беседовал А. Чернявский

Приамурские ведомости. — 1998. — 14 октября. — С. 13.
В. П. Cысоев

За что я люблю Хабаровск

В Хабаровске я поселился в 1939 году, покинув благословенный Южный берег Крыма, где прошли мои детские годы и юность.

Чем же приворожил меня Хабаровск?

Каждый человек, оставив родину, тоскует по ней, но когда поселяется на земле, напоминающей ее облик, успокаивается. Так произошло и со мной: сиреневая цепь гор, подступающих с юга к городу, излучина широчайшей реки, похожая на морской залив, крутые на подъем улочки, дикий виноград и «грецкий» орех под окнами дома — как это напоминало мне Ялту!

Хабаровск я полюбил с первого взгляда. Любовь эта усиливалась с каждым годом, и стал он для меня второй родиной. В нем нет архитектурных шедевров, но здания городской думы (позже Дворец пионеров), Центрального гастронома, управления железной дороги могли бы украсить любой город. Прелесть Хабаровска — в его местоположении: раскинувшись полсотней километров на волнистой местности, он понадвинулся к самому Амуру, за которым простираются до горизонта влажные прерии. Город утопает в пышной зелени, а над ним — голубое деревенское небо.

Широта крымская, долгота колымская

Хабаровск не следует причислять к северным городам, хотя зимой здесь бывают тридцатиградусные морозы. Да, зима у нас сибирская, колючая, но зато «солнце во все небо!». А вот лето знойное, влажное, как на севере Индии. Окружают город не таёжные леса, а северные джунгли, в них обитают тигры и медведи.

Хабаровск расположен на широте Парижа, но каштаны на его улицах не цветут. Как известно, полюс холода находится в Якутии, и эта наша соседка по планете своим ледяным дыханием в зимние месяцы остужает Хабаровск, заставляет нас кутаться в меха. Но вот приходит лето, меняются муссоны, теперь дышит на нас океан своим теплым и влажным воздухом. И проливаются тропические ливни.

Когда о Хабаровске говорят, что по улицам медведи и тигры ходят, то это недалеко от истины. Конечно, тигры предпочитают обходить город предместьями, а вот медведи, особенно гималайские, не редкие гости. Посещают город волки и рыси, енотовидные собаки и ондатры. Что же касается колонков, ласок, фазанов, то их можно встречать часто. Объясняется это прежде всего близостью к городу Большехехцирского заповедника и широким кольцом садовых участков, способных укрыть и накормить этих таёжных обитателей.

Столица русского Дальнего Востока

Хабаровск — многонациональный торгово-промышленный город, где перекрещиваются водные и железно- и автодорожные магистрали, воздушные пути из многих стран. Наш город можно назвать воротами в Юго-Восточную Азию, центром научной, технической и культурной мысли, столицей Дальнего Востока России. Хабаровск имеет перспективу роста, процветания и могущества. В нем сосредоточены многие учреждения межрегионального значения. В XXI веке он должен получить большое развитие.

Здесь жили мамонты и ископаемые бизоны

Людей всегда интересовало место, на котором раскинулся город Хабаровск. Задолго до Великого Сибирского оледенения селился здесь человек. Удобно было: рыбная река, рядом болотистая равнина, поросшая сочной травянистой растительностью, на которой паслись мамонты и бизоны. Бивни мамонта и каменные орудия человека найдены в черте города.

Впервые русские челны Василия Пояркова выплыли на Амур в 1644 году, а спустя шесть лет прошёл здесь Ерофей Хабаров, и только в 1858 году по указанию Н. Н. Муравьёва-Амурского капитан Я. Дьяченко заложил военный пост — Хабаровку.

Достопримечательности города

Есть в Хабаровске особенно любимые мною места, ласкающие глаз, напоминающие о многом. В Центральном парке культуры и отдыха рядом с живописным утёсом, ниспадающим в Амур, где открывается незабываемая картина амурского раздолья, стоит памятник Н. Н. Муравьёву-Амурскому. Мы обязаны ему присоединением Приамурья к России. Этот шедевр монументального искусства создал А. И. Опекушин, автор лучшего памятника А. С. Пушкину.

На привокзальной площади стоит бронзовый Ерофей Павлович Хабаров, отважный землепроходец, мечтавший поселиться на Амуре и поставить пашенное дело. Вместо оружия в руках у него челобитная царю, где описаны богатства нашего края.

В Конференц-зале, что по улице Шевченко, нельзя пройти мимо огромного мозаичного панно «Поэма о Приамурье» народного художника России Г. Д. Павлишина. В каменную картину уложено более ста тысяч отдельно обработанных самоцве- тов! Взору посетителя открывается яркая панорама северных джунглей Отечества с их обитателями.

А наш краеведческий музей — один из лучших музеев России! Его экспозициями восхищались М. А. Шолохов и Н. П. Задорнов, Фритьоф Нансен и Иржи Ганзелка, шах Ирана Реза Пехлеви и король Афганистана Захир Шах. Ведь только здесь они могли увидеть берлогу гималайского медведя с её хозяином, панораму Волочаевской битвы времён гражданской войны и много других уникальных экспонатов.

Мечты хабаровчанина

Любя Хабаровск, мечтаю о его дальнейшем процветании и видится он мне огромным культурным центром всей Северо-Восточной Азии! Люди трудятся в светлых, чистых зданиях фабрик, где изготавливаются изящная мебель и модная одежда, украшения из самоцветов. Отдыхают в ботаническом саду или зоопарке, а то и устремляются на левый берег Амура по пешеходному мосту. Пьют чистую вкусную воду подземных рек, выращивают на дачах абрикосовые сады и виноградники, а на городском искусственном озере цветёт лотос и плавают лебеди.

Не думаю, что мечты эти беспочвенны. Сегодня Хабаровск на пути ко всему этому.

Суворовский натиск. — 2005. — 3 сентября. — С. 4.
В. П. Сысоев

Сто тортов за трофейные ботинки

В августе 1945 года в боях против Квантунской армии в Маньчжурии принимал участие известный дальневосточный учёный, краевед, Почетный гражданин города Хабаровска писатель Всеволод Сысоев, будучи помощником командира 97‑го медико-санитарного батальона.

О том, как встретил Всеволод Петрович в 1945 году день Победы над Японией, он рассказывает на страницах нашей газеты.

В тяжелых кровопролитных боях мы несли большие потери. За одну ночь наш батальон потерял четверть личного состава: погибла целая рота. Были минуты, когда я думал: «Вот еще месяц такой войны, и из нас никого не останется в живых».

Но вот пришла долгожданная весть: Япония капитулировала! Бурной радостью встретил ее Дальневосточный фронт. Закончилась кровавая боевая страда! Радости не было предела. Наш батальон в ту пору стоял в маньчжурском городке Беяньджене. Однако к нам продолжали поступать раненые, но уже не с поля боя. Ранения получали во время безмерных салютов в честь победы. С какой досадой смотрели мы на бедолаг — молодых солдат, случайно попавших под шальные пули. Страдания раненых одинаково велики, какая бы пуля их ни задела.

Захотелось мне отметить день празднования Победы чем‑то приятным для всех раненых. Начал ломать голову, как это сделать. В раздумьях поехал по городу. Вдруг увидел на одном из зданий греческий флаг. Удивился: может, это посольство? Хотя, казалось бы, зачем тут оказаться посольству Греции? Остановился, чтобы удовлетворить любопытство.

Нахлынули воспоминания далёкого детства: в Ялте в ту пору славилась кондитерская грека дяди Яни. Выпекались у него самые вкусные пирожные. Свежие и безукоризненно оформленные изделия оценивались так высоко, что нам, мальчишкам, они были не по карману. А вот «некондиционные» пирожные — с надломами, прошлого дня изготовления были вполне доступны. Очень любили мы ими лакомиться, и потому к дяде Яне испытывали самые тёплые чувства. Волна этих чувств захватила меня, когда я подходил к зданию с греческим флагом.

Оказалось, что это кондитерская фабрика, и принадлежит она греку. Чуть не сорвалось восклицание: «Здравствуйте, дядя Яня! Как же давно я не видел вас! Так вот вы где теперь!». Навстречу мне вышел красивый, средних лет грек. Я растерялся, как же мне объясняться с ним. Как рассказать ему, что у меня мгновенно возник дерзкий план накормить своих раненых, да не пирожными, а целыми тортами?! Я стал лихорадочно перебирать в памяти свой скудный запас иностранных слов. «Дядя Яня» понял мое замешательство и на чистейшем русском языке спросил:
— Что привело вас ко мне?
— У меня появилась идея: угостить каждого раненого тортом в честь Победы. Для этого надо приготовить сто тортов, примерно на килограмм каждый. Возможно ли это?
Дядя Яня задумался и ответил:
— Но ведь для такого заказа нужны большие деньги. Есть ли они у вас? А впрочем, вы можете расплатиться со мной вашими трофеями.

Сторговались мы с ним быстро: в обмен на два самосвала японских меховых ботинок он к назначенному сроку доставит сто тортов.

В день праздника Победы, точно в срок, мы получили свой заказ, и у каждого раненого на тумбочке красовался большой вкусный подарок. А мне было очень радостно видеть улыбки на измученных лицах раненых.